Развитие творческого мышления и интеллекта

История и даже обыденный опыт дает нам множество примеров того, что всякий человек мыслит по-своему. У каждой личности свои мыслительные привычки, обычные умственные ходы, к которым она, размышляя, прибегает. И это не только касается отдельных людей, но и народы, государства, целые эпохи. И в каждом кругу людей, в каждой эпохе находятся примеры людей, которые мыслят иначе, чем остальные, умеют взглянуть на действительность под иным углом зрения. Нестандартность мышления лежит в основе почти всех изобретений, научных открытий, она во все времена приводила к рождению идей, двигающих человечество вперед. Но что такое это нестандартное мышление? Почему большая часть людей довольствуется обычными для своего времени и окружения решениями, а другие предлагают совершенно новые, необычные идеи?

Этот вопрос занимал мыслителей с самого начала систематического изучения мышления и его законов. На заре западной цивилизации господствовало мнение, что новые идеи и мысли людям приносят "гении" или "музы", сверхестественные существа, невидимо посещающие избранных: например, муза Терпсихора посещает поэтов, ученым дарит озарения Урания. Можно вспомнить о ярком примере, о демоне Сократа, которые вел с ним философские беседы... Платон, ученик Сократа, познание истинного устройства мира также связывал с озарениями, к которым можно стремиться, но которыми невозможно управлять. Аристотель стал первым, кто предложил совершенно иную точку зрения. Он выдвинул на первый план само мышление и его законы, дав тем самым начало всей западной традиции мышления. Почти два тысячелетия после этого аристотелевская логика и правила создания силлогизмов считались исчерпывающим сводом законов мышления, и само рождение новых идей рассматривалось вплоть до начала эпохи просвещения как выведение нового умозаключения из набора утверждений посредством логических операций, то есть творческая мысль представлялась одной из разновидностей обычного дедуктивного вывода. Но интеллектуальный климат постепенно менялся. Джонатан Свифт в одном из приключений Гулливера описывает машину, производящую мудрые мысли и открытия, устроенную наподобие калейдоскопа. В ней кусочки-слова случайным образом сочетаются, приводя к созданию "ценных" высказываний. Роль обслуживающего персонала заключалась лишь в том, чтобы крутить колеса этой машины и успевать записывать плоды ее творчества. Эта сатира поставила под сомнение чисто дедуктивные, механические объяснения продуктивного мышления. В эту схему вносила поправки жизнь: рождение истинно новой идеи всегда сопровождалось в описаниях мыслителей флером мистики, во все времена открытие связывали с вдохновением, озарением, с вмешательством сверхестественных сил.

В эпоху просвещения стала возможной прямая полемика между рационалистским и мистическим объяснением феномена творчества. В поисках аргументов философы обратились к опыту, как к тому и располагала атмосфера эпохи. Интересно сопоставить результаты проведенных в этом направлении изысканий двух великих мыслителей того времени: Декарта и Лейбница. Рене Декарт, который считается основателем современного научного метода, предложил первый обстоятельный труд на эту тему "Правила для руководства ума". В виде списка правил, которым должен следовать мыслитель в своем творчестве, Декарт излагает результаты своих наблюдений над природой мышления. Будучи рационалистом, в этих правилах он стремится к ясной формализации движений мысли, стараясь обходить тему "сверх-рациональных" факторов мышления, однако многие его правила предлагают такие мыслительные упражнения, которые иначе как интеллектуальными медитациями не назовешь. Идеалист Лейбниц в своей философии постоянно прибегал к мистическим коннотациям и поэтому его правила мышления наполнены рассуждениями о взаимодействии нематериальных универсальных единиц реальности "монад". Монады Лейбница - интуитивно переживаемые сущности, наделенные сознанием, которые в своих взаимодействиях образуют явления мира. Ни Лейбниц, ни Декарт не смогли избежать в своих изысканиях ссылок на интуитивные стороны мышления, хотя последний к этому стремился.

Правила Декарта и его метод определили развитие западной научной традиции вплоть до начала 20-го века. По многим причинам представление о научном методе стало трансформироваться - развивающаяся психология обнаружила условность ясных интеллектуальных основ картезианского метода, сама наука обнаружила явления, к которым невозможно было относиться строго рационально в старом понимании этого слова. Возникший общий интерес к природе научной и творческой мысли заставил мыслителей вновь обратится к особенностям творческого, или как иногда говорят, продуктивного мышления. Однако, в отличие от времен Аристотеля или Декарта, наше время стремится не к сущностным, а к операциональным описаниям, то есть, наше время все чаще ищет не объяснений, но технологию. В середине 20-го века возникла целая методологическая дисциплина, занятая исследованиями творческого мышления, эвристика. Ее практической целью было раскрытие механизмов, приводящих к рождению новых идей, к нетривиальным решениям задач произвольного содержания. Теперь, по прошествии времени мы видим, что в целом эвристика не смогла выполнить свою основную задачу. Эвристические исследования, конечно, привели к созданию некоторых известных методов "изобретения" или "problem solving", но методы эти, скорее, являются материалом для будущей исчерпывающей теории, нежели практически пригодными инструментами. Речь идет, например, о методе "гирлянд ассоциаций" или "доведения противоречия до крайности" и др. Тем не менее, эвристика обратила наше внимание на важнейшую черту истинно творческого мышления: оно всегда основывается на отказе от традиционного описания ситуации. Ценная новая идея всегда предлагает, в первую очередь, новую модель предмета или явления, а уж затем из нового представления рождается решение. Например, лишь после того, как носители инфекционных заболеваний были описаны как физические агенты, а не как нематериальные сущности, стали возможны эпидемиологические методы борьбы с инфекционными болезнями. Анализ известных современных эвристических методов подтверждает: они все в большей или меньшей степени направлены изменение обычного описания ситуации в пользу нового, в котором может быть скрыто решение. При этом условно их можно разделить в этом отношении на три категории.

1) Методы, предлагающие описать проблемную ситуацию в терминах какого-то условного языка. Так, например, один известный метод решения изобретательских задач предлагает описывать техническую проблему в виде взаимодействия нескольких групп человечеков, так электрический ток представляется в виде коридора, по которому бегут маленькие человечеки и т.д. Этот эвристический язык может быть относительно формальным, как в теории решения изобретательских задач Альтшуллера, в которой техническая система описывается в терминах условного языка физических явлений. Кибернетика также является примером такого рода эвристического руководства, потому что ее универсальный язык связи и управления также оказался весьма плодотворным средством описания явлений. Все эти альтернативные языки обладают одним важным общим свойством: они гибче, чем первоначальные модели проблемной ситуации, так что их использование часто открывает новые пути решения проблем.

2) Методы, направленные на замену текущего описания ситуации каким-то новым. К этой категории можно отнести метод мозгового штурма, ассоциативные методы и т.д. Эта категория эвристических правил уже существенно ориентируется на интуитивные способности мыслителя, потому что в них никогда не дается направление поисков нужной ассоциации, нового полезного описания, просто предлагается его "придумать".

3) Методы, разрушающие старое описание ситуации, но не предлагая новое. Часто именно об этом говорят изобретатели, когда толкуют об "умении удивляться". Если старое описание ситуации кажется крепким, несомненным, понятным до конца, то гораздо труднее заменить его на новое, более эффективное. Методы этой категории заставляют пытливо приглядываться к каждому звену, к каждой детали старого описания ситуации и ставить его под сомнение. Часто такое "расшатывание" приводит к тому, что старое описание рушится, а на его месте возникает новое, более полезное. Особенно этот метод прижился в сфере психологии: тут говорят, что многие психологические проблемы связаны с "ограниченностью модели мира" и ее расширение становится методом решения проблем. В наше время часто в этой связи прибегают к измененным состояниям сознания (трансам, наркотическим состояниям), в которых старые мыслительные модели не могут функционировать и это, якобы, облегчает психологические трансформации личности и способствует творческим находкам. Однако если о пользе измененных состояний сознания в психотерапевтической практике можно дискутировать, то с точки зрения прикладных эвристических задач измененные состояния (особенно искусственные), как правило, бесполезны и даже вредны. Дело в том, что процесс изменения описания ситуации требует целенаправленного контроля. Мало придумать новое описание, нужно, чтобы оно оказалось практически пригодным, но при измененных состояниях сознание не способно выполнять функцию контроля, в результате разрушение текущих моделей мира становится самоцелью. Многие духовные практики, так же, как использование наркотиков, приводят к постепенному разрушению не только обычных описаний мира, но и к разрушению личности вообще, постепенно приводя человека к асоциальности. Состояние орагнизма человека также существенно зависит от его описаний мира, так что в конечном итоге метод разрушения описаний в измененных состояниях сознания довольно опасен и следует от него предостерегать.

В психологии наиболее глубокое исследование творческого мышления предприняли гештальт-психологи, особенно основатель гештальт-психологии Макс Вертгеймер. Одной из его главнейших работ является книга Продуктивное мышление, посвященная как раз анализу творческого мышления с точки зрения гештальт-теории. Гештальт-психологи говорят, о том, что решение задачи, новая идея, приходит в момент "схватывания" ситуации в ее целостности и полноте, этот момент они называют инсайтом. Опыты, которые проводил над обезьянами Келлер еще в 1914 году показали: переживать инсайт способны не только люди, но и шимпанзе: когда обезьяна неожиданно догадывается воспользоваться палкой для того, чтобы притянуть к себе висящие бананы, ее поведение радикально меняется и превращается из случайного, хаотического в целенаправленное, ясное. Таким образом, решение обезьяны не становится результатом длительного логического размышления, но результатом неожиданного озарения, нового восприятия ситуации. Тем самым гештальт-теория вносит существенное дополнение эвристическим методам: при поиске альтернативных описаний необходимо ориентироваться на целостные описания ситуаций, нужно учитывать не только само явление или предмет, но и весь контекст ситуации.

Метафора, построенная на целостных качествах предметов или явлений, представляется важнейшим механизмом творческого мышления. Поэтому мы рассматриваем нашу теорию метафоры как творческий метод, во-первых, способствующий созданию новых описаний, а во-вторых, ориентированный именно на целостные описания, поскольку в основе теории лежит понятие гештальта как целостной единицы восприятия. Однако, в нашей теории нет технологии. Она не отрицает необъяснимости и, в общем-то, непредсказуемости процесса рождения новой идеи, не предлагает абсолютно надежного способа "изобретать". В конечном итоге, главная причина творчества сокрыта в таинственных глубинах сознания, куда доступ обыденности закрыт.